§ 6. XIX век в зеркале художественных исканий. Литература — 2 — стр. 24

...Но в сердце Чайльд глухую боль унёс,

И наслаждений жажда в нём остыла,

И часто блеск его внезапных слёз

Лишь гордость возмущённая гасила.

Меж тем тоски язвительная сила

Звала покинуть край, где вырос он...

Но часто в блеске, в шуме людных зал

Лицо Гарольда муку выражало.

Отвергнутую страсть он вспоминал

Иль чувствовал вражды смертельной жало -

Ничьё живое сердце не узнало.

Ни с кем не вёл он дружеских бесед.

Когда смятенье душу омрачало,

В часы раздумий, в дни сердечных бед

Презреньем он встречал сочувственный совет.

И в мире был он одинок...

Дж. Байрон. "Паломничество Чайльд Гарольда"

Таинственный и мрачный человек,

Не улыбнётся, не вздохнёт вовек.

При имени его любой храбрец

Бледнеет под загаром.

Как мертвец.

Он правит, изумляя без конца,

И властным словом леденит сердца...

Поступками на демона похож,

Герой преданий был лицом хорош;

Мы красоты в Конраде не найдём -

Лишь тёмный взор его горит огнём.

Он крепок, хоть не Геркулес, и стан

Его высок, хоть он не великан,

Но посмотревший на него смущён

Сознаньем, что от всех отличен он...

Лицо обветрено, на белый лоб

Густых кудрей спадает чёрный сноп,

Надменные мечтанья гордый рот,

Обуздывая, всё же выдаёт.

Хоть ровен голос и спокоен вид,

Но что-то есть, что он в себе таит;

Изменчивость подвижного лица

Порой влечёт, смущает без конца,

И кажется, что прячется под ней

Игра глухих, но яростных страстей.

Дж. Байрон. "Корсар"

Квазимодо

Квазимодо родился кривым, горбатым, хромым... Нечто роковое тяготело над несчастным подкидышем. Когда он в четырнадцать лет стал звонарём собора Парижской Богоматери, новая беда довершила его несчастья: от колокольного звона лопнули его барабанные перепонки - он оглох. Душа его погрузилась в глубокий мрак. Меланхолия, охватившая несчастного, была столь же неизлечимой и полной, как и его уродство. К тому же глухота сделала его как бы немым. Чтобы не служить причиной постоянных насмешек, он, убедившись в своей глухоте, обрёк себя на молчание, которое нарушал лишь наедине с самим собой.

...Он был злобен, потому что был дик; он был дик, потому что был безобразен...

Впрочем, следует отдать ему справедливость; его злоба, надо думать, не была врождённой. С первых же своих шагов среди людей он почувствовал себя - а затем ясно осознал - оплёванным, заклеймённым, отверженным. Человеческая речь была для него либо издёвкой, либо проклятием. Подрастая, он встречал вокруг себя лишь ненависть и сам проникся ею. Вызывая к себе всеобщее озлобление, он поднял оружие, которым был ранен.

Эсмеральда

Она была невысока ростом, но казалась высокой - так строен был её тонкий стан. Она была смугла, но нетрудно было догадаться, что днём её кожа отливала тем чудесным золотистым оттенком, который присущ андалузкам и римлянкам... Девушка плясала, порхала, кружилась на небрежно брошенном ей под ноги старом персидском ковре, и всякий раз, когда её сияющее лицо мелькало перед вами, взгляд её больших чёрных глаз ослеплял вас, как молнией.

Клод Фроло

Среди тысяч лиц, озарённых багровым пламенем костра, выделялось лицо человека, казалось, более других поглощённого созерцанием плясуньи. Это было суровое, замкнутое и мрачное лицо мужчины. Человеку этому, одежду которого трудно было разглядеть за теснившейся вокруг него толпой, казалось, было не более тридцати пяти лет, а между тем он был уже лыс, и лишь кое-где на висках ещё уцелело несколько прядей редких седеющих волос. Его широкое и высокое чело бороздили морщины, но в глубоко запавших глазах сверкал необычный юношеский пыл, жажда жизни и затаённая страсть.

В. Гюго. "Собор Парижской Богоматери"